Как дрезденский суд довёл
переселенца из России до убийства
Не верьте тому, что пишут журналисты о случае в зале суда Дрездена, для которых главное деньги, а ни правда.
Потому что правда неинтересна, на ней не
заработаешь денег, но можно потерять работу.
Присутствовал ли кто-нибудь из редакций
русскоязычных газет на суде в Дрездене? НЕТ! Я там
сидела каждый день и никакой русскоговорящей души,
кроме себя и еще одной девушки, не видела. За две
с половиной недели (время судебного процесса) я
познакомилась с одним из защитников Алекса Винса и
людьми, которые его знали.
Алекс Винс, 1980 г.р., приехал в Германию из Перми с матерью и сестрой в
2003 г. Быстро освоил немецкий, что не каждому
переселенцу сразу дается. На интеграционных курсах
он задавал очень много вопросов по грамматике, чем
вызывал недовольство сокурсников и преподавателя.
На «шпрахах» он был одним из лучших. Он не был
наркоманом или алкоголиком, не состоял в
каких-либо партиях. При обыске его квартиры не
найдено никакой правой литературы и никаких
наркотиков. Он был самым обычным парнем из России
до 1 июля 2009 года. Его единственный друг Сергей
(очень приличный молодой человек) охарактеризовал
Алекса так: «Мы встречались с ним 2-3 раза в
неделю, ходили гулять. Он был у меня дома, я был у
него. У Алекса было очень много книг. Он был
замкнутым, одиноким человеком, у него не было
девушки: как-то не получалось. Он рассылал свои
резюме в разные фирмы, но получал отказы (для тех,
кто не знает: с работой в Дрездене туговато даже
для коренного немца), это его очень угнетало. Он
находился в депрессивном состоянии. (Найти работу
Алексу все же удалось, однако сейчас в прессе его
выдают за безработного. Это не случайно,
журналисты это делают умышленно, именно для того,
чтобы на его образе представить обществу
негативную картину, которая якобы характерна для
переселенцев из России. Они, дескать, все
безработные). О своих проблемах с судом он мне
ничего не рассказывал. Один раз сказал, что его
вызывают в суд по пустяку. В последний раз я его
видел в воскресенье»(убийство произошло в среду).
Египтянка Марва эль Шербини родилась в 1977 г. в Александрии, ее родители
- известные в Египте химики. В 1995 г. закончила
одну из престижнейших и старейших школ Египта для
девушек, в 2000 г. - фармацевтический факультет в
Александрии. В Германию приехала вместе с
мужем-генетиком (Элви Али Оказ) три года назад
(два года - в Бремене, в Дрездене - с 2008 г.) при
поддержке египетского министерства по
исследованиям (родственник женщины работает в этом
министерстве заместителем). В Дрездене активно
посещала общество исламских женщин и за несколько
месяцев до смерти организовала свой исламский
центр культуры и воспитания, который сейчас носит
ее имя. В доме, где жила, говорила, что через три
месяца собирается вернуться в Египет. Проходила
вторую практику в одной из аптек Дрездена.
(Замечу, это была практика, а не работа, как
сейчас сообщают газеты, пытаясь таким образом
создать нужную им картину: работающая иностранка
из Египта и безработный, «бесцельно прибывший в
Германию» переселенец из России.)
21 августа 2008 года в одном из районов Дрездена Лариса Винс (мать Алекса)
раскачивала сидевшую на качелях внучку. Чуть позже
заменить ее пришел Алекс. Он сел на качели рядом с
племянницей. Через какое-то время появилась Марва
с ребенком и направилась в сторону Алекса. Подойдя
к незнакомому мужчине, правоверная мусульманка
обратилась к нему со словами: «Пошел прочь, мой
сын хочет качаться! (Gehe weg, mein Sohn will
schaukeln!)», - на что Винс ответил: «Будешь
командовать в своей стране!». Египтянка возразила:
«Это не твоя страна! Ты сам иностранец». Слово за
слово, и завязалась словесная перебранка.
Мусульманка стала говорить громче, и местный немец
обратил на них внимание.
«Я услышал, как женщина повторяла, что она хочет покачать сына на
качелях, а обвиняемый не освобождал качели. Слов
«террористка», «потастуха» и «исламистка» я не
слышал. Потом она спросила про телефон, и одна из
русскоговорящих мам дала ей свой мобильный, чтобы
вызвать полицию. Приехали две полицейские машины.
Обвиняемый не ушел, он сидел спокойно в стороне.
Полицейские поговорили с госпожой Шербини, со мной
и обвиняемым. Потом Марва уехала на одной из
патрульных машин домой, а возмутитель покоя пошел
домой. Я встретил госпожу Марву через какое-то
время. Она сказала, что прокуратуру возбудила
уголовное дело против русского немца, и просила
помочь, если понадобится», - рассказывал он на
суде.
Русскоговорящия женщина, которая дала мобильный, на суде давала показания
с помощью переводчика: «Я сидела на лавочке с
другой русскоговорящей мамой. Мы разговаривали.
Алекс пришел и сел на качели, на другой была его
племянница. Мать обвиняемого тоже была на детской
площадке. Потом подошла женщина в платке и
попросила освободить качели, на что он сорвался и
обозвал ее „потастухой“, „исламисткой“ и
„террористкой“». Судья: «Вы это слышали
сами?». Свидетельница через переводчика:
«Нет. Все это мне переводила другая женщина». (
Вот этой самой другой женщины я в свидетелях в
дрезденском суде не видела.)
Свидетельница Людмила: «Когда госпожа Шербини попросила телефон,
я дала, а обвиняемый подошел и сказал мне
по-русски: «Зачем ты даешь ей телефон?», - на что
я ответила, что телефон мой, кому хочу - тому и
даю. Он сказал: «Они убивают наших солдат, а Вы им
зад лижете!». Судья: «А каких солдат он
имел в виду?». Свидетельница Людмила Н.:
«Не знаю, думаю - российских». Судья: «Как
вел при этом себя обвиняемый? Был возбужден или
спокоен?».Людмила Н.: «Он говорил
спокойно». Судья: «Знаете ли Вы
обвиняемого?». Людмила: «Я нет, но мой муж
знает. Он был с ним на курсах повышения, и у них
там был один случай, когда Винс угрожал ножом
одному из сокурсников. Но другие успокоили Винса ,
и нож он убрал. Нож он носил всегда при себе».
10 октября 2008 года за оскорбление Марвы эль Шербини Алекс В. был
приговорен дрезденским судом к денежному штрафу в
размере 330 евро. Суд не имел ни единого
свидетеля, который мог бы подтвердить это самое
оскорбление, кроме самой оскорбленной, выступающей
в суде как потерпевшая и свидетель в одном лице.
Тогдашняя судья рассказывала: «Он не хотел
признаваться, что назвал ее «террористкой и
потастухой». Но мы (судья и прокурорша) поняли,
что обвиняемый увиливает. В конце концов он
согласился с обвинением». У Алекса не было ни
защитника, ни переводчика, он даже не понял, за
что его судят. Поэтому, согласившись с
предъявленным обвинением (не признав вину), он
попросил у суда выделить ему защитника и
пересмотреть дело. В просьбе ему было отказано. На
отказ Алекс подал жалобу вышестоящему судье в этом
же здание суда, но жалобу признали в дрезденском
суде необоснованной. Алекс отказался платить,
считая приговор несправедливым.
11 ноября 2008 состоялось еще одно заседание суда. Штраф повысили до 780
евро. (Чтобы вел себя как положено. Еще бы:
какой-то российские немец имел наглость возразить
местной Фемиде! Да это настоящий беспредел!). 13
ноября 2008 Алекс пишет письмо в Дрезденский суд:
«Никто еще не отменял гражданские права и свободу
слова. Я требую защитника и суд присяжных. Вы
открыли меня как источник дохода? Прекрасно! Но я
не заплачу Вам! За что? За то, что я назвал
женщину исламисткой? Я не хотел вообще с ней
ругаться, но она по-видимому этого хотела. Всем
известно, что тот, кто принадлежит к христианству
- «христианин», к исламу - «исламист». (Очевидно,
что Алекс не понимал различия в словах
«мусульманин» и «исламист». Суд должен был это
видеть, но видеть этого не хотел).
И далее из письма Алекса: «Всем известно, что ислам религия опасная и
порой непредсказуемая. И мне непонятно почему
мужчины заставляют своих женщин скрывать
волосы-это вызов европейскому обществу. Жалко, что
детей с детства заставляют привыкать к этому
явлению, как нормальному. Я предупреждаю Вас
(немецкую юстицию): «Никто не может заставить меня
любить мусульман! Оставьте меня в покое! Если Вы,
несмотря на мои предупреждения, будете меня дальше
доставать, я способен на всё. Я разочарован в
немецкой юстициии-она, как орган правосудия,
отказала(неудалась).»
Это уже крик души человека загнанного в угол: «...Будете меня дальше
«доставать», я способен на всё». Это ярко отражает
психическое состоянии Алекса Винса. 17 ноября 2008
прокурор Зайферт в ответ на письмо Алекса подает
апелляцию на приговор и требует (в случае, если
обвиняемый не отзовет своего обжалования) посадить
его в тюрьму на год. 10 декабря 2008 г. сосед
Алекса находит в своем почтовом ящике письмо из
суда, адресованное Алексу.
После долгих колебаний суд выделяет Винсу защитника, который встретился
со своим подзащитным всего два раза. Первый раз -
за 5 мин. до заседания в январе (это третье
заседание суда), второй - в июле (четвертое
заседание суда), опять за 5 мин. до начала суда. В
январе не было Марвы, и судья решил пригласить
свидетельницу еще раз - на 1 июля 2009 г. На этот
раз дело берется вести другой судья. За 5 мин. до
суда адвокат пытается уговорить подзащитного
отозвать свою жалобу, но тот упирается. На встрече
присутствует также 33-летняя прокурорша. Она
угрожает: «Не заберешь - сядешь на год за
решетку». Алекс возражает: «За решетку на год за
мнимое оскорбление? Как будете Вы себя чувствовать
при этом?».
Заседание начинается. Диалог судьи М. и Алекса после зачитывания дела: -
Как вы так можете? Вы же сами русский. - Нет, я
немец. - Были ли Вы в Армии? - Нет. - У вас есть
друзья? - Да. - Немецкие? - Нет. - Русские? - Я не
буду отвечать вам на этот вопрос. Это мое личное
дело. - У вас есть братья или сестры. - Вы же
только что прочитали: я был с ребенком своей
сестры.
Алекс начинает огрызаться, говорит, что избрал на выборах
NPD
и когда она придет к власти, этому будет положен
конец. Судья спрашивает: «Были ли вы когда нибудь
в концлагере?». Обвиняемый: «Нет, и не надо мне
говорить о концлагерях, мы не имеем к ним
отношения».
1 июля 2009 г., в 9:50, адвокат просит Алекса покурить 10 мин. и
встречается за спиной подсудимого с прокуроршей.
Потом приходит Марва с мужем и ребенком. Судья
разрешает матери взять маленького ребёнка в зал
суда, хотя это запрещено. Судья: «Как я должен к
вам обращаться?». Марва: «Называйте меня „госпожа
Мухаммед“». И судья действительно так к ней
обращался. Для непонятливых переводу
(по-христиански): «Называйте меня „госпожа
Иисус“». Марва Шербини рассказывает: «Ислам -
мирная религия, и я не принадлежу к исламистам и
террористам». Что слышала слово «потаскуха», она
не может подтвердить. (Видимо, не знала на тот
момент, что это слово также включено в обвинение).
Вызвать полицию мне помогли русскоговорящие
женщины и местный немец». При этом она улыбается
обвиняемому. Он спокоен, спрашивает: «Можно, я
задам вопрос свидетельнице?». Судья разрешает.
Алекс спрашивает: «Почему Вы приехали в
Германию?». Судья: «Это не относится к делу!».
Алекс: «Можно задать еще один вопрос?». Судья:
«Да». Алекс: «Почему Вы приехали в Германию?». Его
адвокат делает отталкиваещее движение рукой в его
сторону: «Вам же сказали, что это не относится к
делу!».
После этих слов Алекс встает, достает из рюкзака нож (не кухонный) и
набрасывается, не говоря ни слова, на женщину.
Судья выскакивает из-за стола и бежит к ним. Видя,
что в руках у обвиняемого нож, он бежит назад,
нажимает кнопку сигнализации и убегает из зала. Из
зала убегают и двое присяжных и прокурорша.
Адвокат запускает в обвиняемого стулом и тоже
убегает, спасая свою жизнь. Раненый муж пытается
защитить жену голыми руками. Вбегает полицейский и
выстреливает по ногам схватившихся мужчин. Пуля
попала в мужа Марвы г-на Оказа. После выстрела
Алекс приходит в себя, выпускает из рук нож. Его
скручивают, тащат в СИЗО. Он просит полицейских:
«Застрелите меня!». В клетке его начинает трясти,
потом он начинает петь себе колыбельную.
Египтянка лежит на полу, истекая кровью, еще 6 минут. Никто даже не
пытается ей помочь. Ребенка уносят из зала.
Адвокат, бывший военный санитар, заботится о ее
муже. А судья утешает мужа: «Нет, она не умрет!».
Когда приехала скорая, женщина еще была в
сознании. Состояние ее быстро ухудшалось. Врачи
успели заинтубировать женщину, но она умерла.
При обследовании психического состояния Алекса местный психиатр не нашел
отклонений. Когда пришел ответ на запрос из
России, в котором говорилось, что Алекс состоял на
учете в психиатрии и был освобожден от военной
службы, психиатр настаивал на своем заключении.
Было решено провести еще одну экспертизу с
участием русскоговорящего психиатра, но, по словам
защитника, Алекс от нее отказался. «Пожизненное
заключение без права помилования» - был приговор.
Меня очень удивил этот приговор, ничто не
указывало на убийство «на почве национальной
ненависти». Это было убийство в состоянии аффекта,
до которого Алекса Винса довёл суд.
Юлия Рихтер |